Опустошитель №23. Графомания

Когда образ, сложившийся в нашей голове, встречается со своим прототипом, открывается конфликт. Их расхождение всегда действует одинаково, вызывая протест неудовлетворенного сознания. Идеальное восстает против реального, модель пытается воплотиться вопреки миру.

23-й номер «Опустошителя» решился на небывалый эксперимент: разным авторам были предложены разные темы, чтобы затем объединить их тексты в единое собрание, ощерившееся на окружающую действительность не одним, но сразу многими векторами воздействия.

И без того эклектичный журнал стал еще более эклектичным, дабы реализовать свою идеальную модель не в одном, а в нескольких измерениях. Сделать ее ни в чем не уступающей многомерному прототипу.

Классик нидерландской литературы Герард Реве делил процесс создания повествовательной прозы на четыре столпа: концепцию, композицию, стиль и лексикон. Первый и третий столпы он считал инвариантными, независимыми от усилий писателя, а второй и четвертый — способными к развитию.

Походя Реве обнажил генезис графомании. Она зарождается в статичных столпах, концепции и стиле, а самовыражается в динамичных — композиции и лексиконе. Или, более точно, в их чрезвычайном расхождении: копия не дублирует оригинал, но коверкает его до полной неузнаваемости.

Еще более интересными представляются исследования неврологов. Занимаясь «великими счетчиками», способными на лету выполнять сложнейшие арифметические вычисления, ученые обнаружили, что «счетчики» задействуют те области мозга, которые обычно используются для координации движений.

Скажем, вам бросили теннисный мячик, и вы его, не задумываясь, поймали. На самом деле это совсем не тривиальная математическая задача — рассчитать необходимое движение руки — и ученые проделали огромную работу, чтобы создать роботов, способных на то, что у человека получается само собой, без сложных и громоздких вычислений.

«Счетчик» мгновенно узнает результат, он его как бы видит. И точно так же графоман видит своего монстра — то, что получится в результате литературного тиражирования. Графоманская калька — это, по сути, убийство художественной реальности. Или, слегка меняя ракурс, самоубийство литературой.

Неврологи обнаружили в коре человеческого мозга крошечный отдел, который некоторое время считался совсем нефункциональным. Однако через несколько лет его предназначение все же было установлено. Этот отдел активизировался, когда человек готовился к суициду.

Разумеется, подобные изыскания немедленно натолкнулись на морально-этические препятствия, которые казались непреодолимыми. Но фортуна и здесь благоволила ученым: оказалось, что мерцающий, как будто несуществующий отдел, наравне со смертниками активизируется и у графоманов.

На нейро-уровне искажение творческого замысла неотличимо от самоубийства. Графоман, словно живой мертвец, вылезает из могилы снова и снова, чтобы продолжать творить свою причудливую, невыносимую реальность. Переходить от божественного к человеческому по Реве (от концепции и стиля к композиции и лексикону), преображая, а не механически копируя.

Когда писатель выпускает пулю в висок, графоман немедленно занимает его место. Выстрелы графомана — это литературные упражнения. Ноябрьская новелла Опустошителя #23 отодвигается от писателей, чтобы быть ближе к графоманам. Уильям Берроуз, Жозеф де Местр, Маруся Климова, Миша Вербицкий, Жюли Реше, Анатолий Рясов и прочие исследователи самым пристальным образом рассмотрят полет пули от ствола к виску. Но будьте предельно осторожны, ведь среди авторов могут оказаться сюрреалисты, которые направят пистолет на публику, то есть на вас лично.